ISSN 2412-4036 (print)
ISSN 2713-1823 (online)

Роль свободно-радикального окисления, гипоксии и их коррекции в патогенезе COVID-19

А.В. Щулькин, А.А. Филимонова

ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова» Минздрава России
В представленном обзоре подробно рассмотрены патогенез коронавирусного заболевания 2019 (COVID-19), особенности вируса SARS-CoV-2. С учетом большого значения в развитии этой инфекции окислительного стресса и гипоксии целесообразно применение антиоксидантов и антигипоксантов в комплексном лечении COVID-19, что может оказаться полезным и существенно улучшить течение заболевания.

Ключевые слова

COVID-19
коронавирусы
окислительный стресс
гипоксия

Коронавирус, вызывающий тяжелый острый респираторный синдром-2 (SARS-CoV-2), представляет собой новый коронавирус, инфицирование которым приводит к развитию COVID-19. Это заболевание характеризуется гриппоподобными симптомами, а в некоторых случаях прогрессирует в острый респираторный дистресс-синдром (ARDS) [1]. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) 11 марта 2020 г. классифицировала COVID-19 как пандемию.

Коронавирусы (альфа-коронавирус, бета-коронавирус, гамма-коронавирус и дельта-коронавирус) – крупные РНК-вирусы, которые принадлежат к подсемейству Orthocoronavirinae, семейству Coronaviridae, отряду Nidovirales и инфицируют широкий спектр позвоночных. Человеческие респираторные коронавирусы известны с 1960- х гг., циркулируют по всему миру и вызывают респираторные инфекции с довольно слабо выраженными симптомами, что позволяет предположить, что эти вирусы хорошо адаптированы к организму человека [2]. На сегодня известно, что людей способны инфицировать семь коронавирусов – 229E, NL63, OC43, HKU1, MERS-CoV, SARS-CoV-1 и SARS-CoV-2. Трое из них – SARS-CoV-1, MERS-CoV и SARS-CoV-2 – вызывают тяжелые заболевания у человека [3].

Генетическая последовательность SARS-CoV-2 в наибольшей степени сходна с последовательностью SARS-CoV-1 – бета-коронавируса, который вызвал эпидемию тяжелого острого респираторного синдрома (SARS) в 2003 г. [3]. Большая часть нашего современного понимания SARS-CoV-2 основана на экспериментах in vitro и in vivo, которые проводились при изучении патогенеза SARS-CoV-1.

ПАТОГЕНЕЗ COVID-19

Жизненный цикл вируса состоит из 5 этапов: прикрепление, проникновение, биосинтез, созревание и высвобождение. Как только вирусы связываются с рецепторами хозяина (прикрепление), они проникают в его клетки посредством эндоцитоза или слияния мембран (проникновение). После высвобождения вирусного содержимого внутри клеток-хозяев вирусная РНК поступает в ядро для репликации. Вирусная мРНК используется для создания вирусных белков (биосинтез). Затем собираются новые вирусные частицы (созревание), которые высвобождаются из клеток.

Коронавирусы состоят из четырех структурных белков: Спайк-белка (S), мембранного белка (M), белка-оболочки (E) и нуклеокапсида (N) [4].

Спайк-белок – это трансмембранный гликопротеин, выступающий над вирусной поверхностью, который определяет разнообразие коронавирусов и тропизм к клеткам хозяина. Он состоит из двух функциональных субъединиц: субъединица S1 отвечает за связывание с рецептором клетки-хозяина, а S2 – за слияние вирусных и клеточных мембран. Ангиотензинпревращающий фермент 2 (ACE2) был идентифицирован как основной функциональный рецептор для SARS-CoV [5]. Причем показано, что аффинность связывания ACE2 2019-nCoV была в 10–20 раз выше, чем SARS-CoV [6].

ACE2 представляет собой мембраносвязанную пептидазу, NH2-концевой домен которой, включая каталитический сайт, ориентирован внеклеточно. ACE2 уравновешивает физиологическую функцию ангиотензинпревращающего фермента (ACE). ACE отвечает за образование ангиотензина II путем расщепления ангиотензина I, который впоследствии связывается с рецептором ангиотензина типа 1 и изменяет тонус сосудов, кровяное давление, объем циркулирующей жидкости и гомеостаз электролитов. В противоположность АСЕ, АСЕ2 инактивирует ангиотензин II с образованием ангиотензина 1-7. Этот пептид потенциально оказывает сосудорасширяющее действие и подавляет активность ренин-ангиотензиновой системы. Таким образом, SARS-CoV-2, связываясь с рецептором АСЕ2, не только проникает внутрь клеток, но и может снижать активность АСЕ2, что сопровождается повышением активности АСЕ и может играть важную роль в патогенезе заболевания [7].

Кроме того, описаны дополнительные клеточные рецепторы, способствующие проникновению вируса в клетку: протеаза TMRRSS2, СD147 и, возможно, рецепторы сиаловой кислоты. Характерно, что вся совокупность рецепторов представлена в эндотелии, что делает его наиболее чувствительным по отношению к COVID-19 [8].

Данные in vitro с SARS-CoV показали, что ресничные клетки являются первичными клетками, инфицированными в проводящих дыхательных путях [9]. В дальнейшем вирус распространяется и мигрирует вниз по дыхательным путям и запускает более сильный врожденный иммунный ответ. В это время болезнь COVID-19 начинает проявляться клинически [10].

При прогрессировании заболевания вирус достигает единиц газообмена легких и заражает альвеолярные клетки типа II. SARS-CoV размножается в клетках типа II, что приводит к самовоспроизводству большого количества вирусных частиц и гибели клеток, преимущественно путем апоптоза. Высвобождающиеся вирусные частицы в свою очередь инфицируют соседние альвеолярные клетки типа II [10]. Основные функции этого типа клеток – образование альвеолярных клеток I типа (собственно респираторный эпителий), синтез и секреция интерферона и лизоцима, регуляция транспорта воды и ионов через альвеолярный эпителий.

Другими входными воротами вируса могут быть макрофаги и лимфоциты [8].

Активация иммунных клеток необходима для устранения инфекции, но необходимо учитывать, что во многих случаях не сами вирусы, а связанный с ними иммунный ответ хозяина является более фатальным для целостности и функциональности ткани. Нарушение регуляции иммунных реакций после гипервоспаления и «цитокинового шторма» может привести к полиорганной недостаточности, повреждению легочной ткани и снижению легочной емкости при COVID-19 [10].

Антигенпрезентирующие клетки (дендритные клетки, макрофаги) представляют антигены SARS-CoV-2 Т-клеткам после входа вируса в клетки-хозяева. Этот процесс приводит к активации Т-клеток и выработке цитокинов в различных подмножествах Т-клеток, т.е. Th17, с последующим массивным высвобождением цитокинов благодаря петле положительной обратной связи между цитокинами и иммунными клетками. С другой стороны, во время репликации SARS-CoV-2 вирусная геномная дцРНК активирует регуляторные факторы интерферона (interferon regulatory factors – IRF) и TLR-3-индуцированный путь NF-κB, что приводит к продукции IFN типа I и провоспалительных цитокинов в больших количествах [11].

Инфицированные вирусом эпителиальные клетки в свою очередь выступают основным источником бета- и лямбда-интерферонов [12].

Существующие данные в отношении пациентов, инфицированных COVID-19, показали значительно повышенный уровень провоспалительных цитокинов в плазме, включая интерлейкин-6 (IL- 6), MCP1, MIP1α, MIP1β, IL1-β, IL-1RA, IL-7, IL-8, IL-9, IL-10, IP10, PDGFB, основного FGF2, GCSF, GMCSF, IFNγ, TNF-α и VEGFA [10].

Под воздействием вируса и в результате иммуноопосредованной атаки цитотоксическими лимфоцитами и макрофагами существенно изменяется структура и свойства альвеолярной стенки, в частности погибает и десквамируется легочный эпителий, повреждаются эндотелиоциты. Все это создает предпосылки к просачиванию богатой белком жидкой части крови в просвет альвеол. Испарение в ходе дыхания приводит к осаждению на альвеолярной поверхности белковых преципитатов, которые постепенно уплотняются и формируют так называемые гиалиновые мембраны. Эта экссудативная фаза продолжается 10–14 дней. Патоморфологами в дополнение к вышесказанному описана гигантоклеточная реакция в легких, которая является результатом слияния макрофагов, а часть – результатом объединения альвеолоцитов в симпласт [8].

Повреждение легочной ткани приводит к развитию системной гипоксии. Причем стоит отметить, что ее выраженность служит независимым неблагоприятным прогностическим фактором. Так, более высокие уровни SpO2 были связаны со снижением смертности независимо от возраста и пола (отношение рисков (ОР) 0,93; 95% доверительный интервал (ДИ) 0,91–0,95; р <0,001). Одышка была также независимо связана со смертью в многопараметрическом анализе (ОР 2,60; 95% ДИ 1,24–5,43; р=0,01) [13].

ОКИСЛИТЕЛЬНЫЙ СТРЕСС ПРИ COVID-19

Окислительный стресс представляет собой дисбаланс между продукцией свободных радикалов и истощением антиоксидантной системы защиты. Свободные радикалы – это молекулы/молекулярные фрагменты, содержащие один или несколько неспаренных электронов, присутствие которых делает их высокоактивными. Активные формы кислорода (пероксид водорода (Н2О2), супероксидный анион-радикал (О2*-), синглетный кислород (1О2), гидроксильный радикал (*OH) и пероксинитрит (ONOO-)) – разновидность свободных радикалов, представляющих собой производные кислорода, имеющие неспаренный электрон и обладающих более высокой реакционной активностью по сравнению с молекулярным кислородом. Развитие окислительного стресса ведет к повреждению клеточных макромолекул, таких как липиды, белки и особенно нуклеиновые кислоты, что играет важную роль в патогенезе широкого спектра заболеваний [14].

В доклинических условиях выявлена гиперпродукция активных форм кислорода при SARS-CoV [15].

Известно, что респираторные вирусы могут вызывать повышенную продукцию свободных радикалов за счет активации ферментов, генерирующих активные формы кислорода (НАДФН-оксидазы, ксантиноксидазы и индуцибельной NO-синтазы) и развития митохондриальной дисфункции [16].

НАДФН-оксидазы – семейство ферментов, представляющих собой белки, которые переносят электроны через биологические мембраны (как внутри-, так и внеклеточные) [17]. Это семейство включает пять изоформ НАДФН-оксидаз (Nox 1-5) и два изофермента двойной оксидазы (Duox 1-2), которые катализируют следующие реакции:

  • НАДФН + 2О2 = НАДФ+ + 2О2*- + Н+ (Nox 1-5);
  • H+ + НАДФН + O2 = H2O2 + NADP+ (Duox 1-2).

НАДФН-оксидаза Nox 2 была впервые описана в нейтрофилах и макрофагах и часто упоминается как фагоцитарная НАДФН-оксидаза. Считается, что Nox 2 является наиболее распространенной изоформой. Она представлена в большом количестве тканей, в том числе в тимусе, тонкой кишке, толстой кишке, селезенке, поджелудочной железе, яичнике, плаценте, простате и др. Nox 2 способствует индуцированной продукции активных форм кислорода во время инфицирования in vitro и in vivo вирусом гриппа [18], респираторным синтициальным вирусом, сендай вирусом [19] и риновирусом [20]. При этом у мышей, нокаутных по Nox2-/-, титр вируса гриппа и вызванное вирусом воспаление также были ниже, чем у диких мышей и коррелировали с улучшением функций легких [21].

Изоформа Nox 4 в наибольшей степени экспрессируется в почках, а также обнаружена в остеокластах, эндотелиальных клетках, клетках гладких мышц, гемопоэтических стволовых клетках, фибробластах, кератиноцитах и нейронах. Индукция экспрессии мРНК Nox 4 наблюдается в ответ на гипоксию и ишемию, воздействие трансформирующиего фактора роста TGF-β1, фактора некроза опухоли TNF-α гладких мышц и ангиотензин II [17], т.е. тех факторов, которые активируются при COVID-19. Показано, что Nox4 может являться источником активных форм кислорода в эпителиальных клетках дыхательных путей, инфицированных вирусом гриппа [22].

Duox 1 и 2 (также известные как оксидазы щитовидной железы) впервые были обнаружены в тироцитах щитовидной железе. В дальнейшем они были выявлены в эпителии дыхательных путей. Показано, что их экспрессия в эпителии дыхательных путей индуцируется в ответ на IL-4 и IL-13, а экспрессия Duox 2 – и в ответ на интерферон-γ [17].

В опытах in vitro и in vivo было показано, что вирус гриппа вызывал выраженную индукцию Duox2, что оказывало защитное действие, а ингибирование фермента сопровождалось увеличением репликации вируса и повышало вирусную нагрузку [23].

Другим ферментов, участвующим в гиперпродукции активных форм кислорода при респираторных вирусных инфекциях, является ксантиноксидаза [24].

Ксантиноксидоредуктаза – фермент, который катализирует две терминальные реакции в метаболизме пурина у приматов: окисление гипоксантина в ксантин и последующее окисление ксантина в мочевую кислоту. В физиологических условиях фермент транскрибируется в виде ксантиндегидрогеназы, который использует полученные из субстрата электроны для восстанавления NAD+ до NADH. Однако при воспалении окисление ключевых остатков цистеина (535 и 992) и/или ограниченный протеолиз превращает ксантиндегидрогеназзу в ксантиноксидазу. В оксидазной форме сродство к NAD+ снижается, в то время как сродство к кислороду увеличивается, что приводит к одновалентному и двухвалентному переносу электронов на O2, генерирующий O2*- и перекись водорода (H2O2) [25]: ксантин + O2 = мочевая кислота + Н2О2 + O2*-

В опытах in vivo вирус гриппа повышал количество ксантиноксидазы в сыворотке и легочной ткани мышей. Введение супероксиддисмутазы – антиоксидантного фермента, связывающего супер­оксидный анион-радикал, через 5–8 дней после заражения защищало мышей от потенциально смертельного инфицирования [24].

В исследовании in vitro показано, что риновирусы также индуцируют образование ксантионксидазы, продукцию супероксидного анион-радикала и истощение количества восстановленного глутатиона [26].

Установлено, что при респираторных инфекциях повышенное количество активных форм кислорода может образовываться в митохондриях [27], однако на данный момент нет данных, является ли это следствием прямого влияния вирусов на митохондрии или следствием нарушения метаболизма клетки в результате развивающегося инфекционного процесса.

Важную роль в повреждении биомакромолекул играют также активные формы азота, например пероксинит (ONOO-), образующийся при взаимодействии оксида азота с супероксидным анион-радикалом. Активные формы азота могут вызывать нитрозирование, т.е. изменение структуры различных белков и ингибирование их биологических функций [28].

В экспериментах на мышах было показано, что инфицирование вирусом гриппа или сендай вызывает усиление продукции оксида азота (NO) и образования 8-нитрогуанозина в цитозоле клеток бронхиального эпителия, что свидетельствует о повреждении нуклеиновой кислоты. В то же время у мышей нокаутных по гену индуцибельной NO-синтазы усиления образования 8-нитрогуанозина не происходило. Эти биохимические изменения сопровождались улучшением гистопатологических изменений в легких и снижением летальности [29].

Сверхэкспрессия белка SARS-CoV 3CL-Pro (протеазы) индуцировала генерацию ROS и активацию транскрипционного фактора NFκB, однако молекулярные механизмы данного процесса не известны [30]. В другом исследовании другая протеаза SARS-CoV, белок 3a, была связана с повреждением митохондрий с последующим развитием апоптоза [31].

В ходе развития COVID-19 показано, что SARS-CoV-2 может взаимодействовать с СD147-рецептором эритроцитов и проникать внутрь клетки. При этом происходит разрушение гемоглобина и высвобождение железа, которое участвует в образовании активных форм кислорода и является индуктором окислительного стресса [32].

Для COVID-19 можно предположить еще один специфический механизм гиперпродукции свободных радикалов, связанный с повышением активности ангиотензина II. Предыдущие исследования продемонстрировали, что ангиотензин II может удвоить продукцию активных форм кислорода in vivo за счет активации НАДФН-оксидаз [33]. А развивающееся в дальнейшем открытие митоКАТФ-каналов, образование митохондриальной поры (mitochondrial permeability transition pore) и деполяризации митохондриальной мембраны приводит к митохондриальному взрыву продукции свободных радикалов [34].

На данный момент в мире активно разрабатываются разные подходы к лечению и профилактики COVID-19. В качестве одного из перспективных лекарственных средств рассматривается антималярийный препарат – хлорохин. Он способен изменять гликозилирование ACE2, что снижает сродство ACE2 к спайковому белку коронавируса, уменьшая проникновение SARS-CoV-2 внутрь клеток. В то же время хлорохин может провоцировать развитие окислительного стресса, что чревато гемолизом, особенно у пациентов с дефицитом глюкозо-6-фосфатдегидрогеназы [35].

ВОЗМОЖНЫЕ ПОДХОДЫ К КОРРЕКЦИИ ОКИСЛИТЕЛЬНОГО СТРЕССА И ГИПОКСИИ ПРИ ВИРУСНЫХ ИНФЕКЦИЯХ

Принимая во внимание все вышеперечисленное, логичным является использование антиоксидантов и антигипоксантов в комплексном лечении COVID-19 [32]. При этом особенно стоит подчеркнуть, что такие средства ни в коем случае не рассматриваются как альтернатива этиотропному лечению.

Уже на данный момент было проведено несколько нерандомизированных исследований с использованием антиоксидантов в комплексном лечении пациентов с COVID-19. Например, на 50 пациентах с COVID-19 от умеренной до тяжелой степени в Китае было показано, что внутривенное ведение витамина С в дозах от 10 до 20 г/сут приводило к улучшению оксигенации и состояния пациентов [36].

В другом исследовании было показано положительное действие внутривенного и перорального введения глутатиона в дозе 2000 мг [36].

Одним из перспективных средств для коррекции гипоксии и окислительного стресса при вирусных инфекциях является оригинальный отечественный препарат Мексидол (ГН этилметилгидроксипиридина сукцинат) [38].

Первая часть активной молекулы этого лекарственного средства – 2-этил-6-метил-3-гидроксипиридин – обладает прямой антиоксидантной активностью за счет наличия в его молекуле подвижного атома водорода, связанного с кислородом [39]. Кроме того, в исследованиях in vitro установлено, что этилметилгидроксипиридина сукцинат ингибирует неферментативное и ферментативное железоиндуцируемое перекисное окисление липидов, повышает активность Se-зависимой глутатионпероксидазы и подавляет активность индуцибельной NO-синтазы, т.е. способен влиять на все основные звенья окислительного стресса при респираторных инфекциях [40].

Вторая часть молекулы – сукцинат (остаток янтарной кислоты) обладает антигипоксическим действием за счет поддержания в условиях гипоксии активности сукцинатоксидазного звена. Это ФАД-зависимое звено цикла Кребса, которое в условиях гипоксии угнетается позже НАД-зависимых оксидаз, что позволяет сохранять энергопродукцию в клетке при условии наличия в митохондриях субстрата окисления – сукцината (янтарной кислоты). Более того, сукцинат может влиять на свои специфические рецепторы GPR91, запуская каскад биохимических реакций адаптации к гипоксии [39].

Этилметилгидроксипиридина сукцинат (Мекси­дол) уже показал свою эффективность в комплексной терапии гриппа. Его применение в составе комплексного лечения среднетяжелой и тяжелой форм гриппа приводило к сокращению длительности периодов заболевания, сроков редукции основных клинических симптомов, повышало эффективность купирования синдрома эндогенной интоксикации и вызывало снижение липопероксидации [32].

Этилметилгидроксипиридина сукцинат (Мексидол) является нейроцитопротектором, широко применяемым в клинической практике. Поскольку при COVID-19 установлено наличие полиморфных неврологических осложнений (острой некротической энцефалопатии, вирусной энцефалопатии, острого нарушения мозгового кровообращения и др.) [41], применение этилметилгидроксипиридина сукцината в комплексной терапии этого заболевания становится еще более актуальным.

Для максимального раскрытия терапевтического препарата рекомендована последовательная терапия оптимальными дозировками: начинать лечение следует с инъекций Мексидола по 500 мг/сут в течение 14 дней (фаза насыщения), с последующим переходом на таблетированную форму препарата Мексидол ФОРТЕ 250 по 1 таблетке 3 раза/сут в течение 60 дней (фаза максимизации терапевтического эффекта). Таким образом, учитывая мультимодальное, многокомпонентное действие этилметилгидроксипиридина сукцината, его применение может быть весьма перспективным в комплексном лечении вирусных инфекций.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

COVID-19 является опасным, социально значимым заболеванием, лечение и профилактика которого только разрабатывается в настоящее время. Учитывая важную роль окислительного стресса и гипоксии в патогенезе вирусных инфекций, применение антиоксидантов и антигипоксантов в комплексном лечении данных заболеваний может оказаться полезным и существенно улучшить течение заболевания.

Список литературы

  1. Yang X., Yu Y., Xu J. et al. Clinical course and outcomes of critically ill patients with SARS-CoV-2 pneumonia in Wuhan, China: a single-centered, retrospective, observational study. Lancet Respir Med. 2020; 8(5): 475–81. doi: https://doi.org/10. 1016/S2213-2600(20)30079-5.
  2. Banerjee A., Kulcsar K., Misra V. et al. Bats and Coronaviruses. Viruses. 2019; 11(1): 41. doi: 10.3390/v11010041.
  3. Mehta P., McAuley D.F., Brown M. et al. COVID-19: consider cytokine storm syndromes and immunosuppression. Lancet. 2020; 395(10229): 1033–34. doi: 10.1016/S0140-6736(20)30628-0.
  4. Bosch B.J., van der Zee R., de Haan C.A., Rottier P.J. The coronavirus spike protein is a class I virus fusion protein: structural and functional characterization of the fusion core complex. J Virol. 2003; 77(16): 8801–11. doi: 10.1128/jvi.77.16.8801-8811.2003.
  5. Li W., Moore M.J., Vasilieva N. et al. Angiotensin-converting enzyme 2 is a functional receptor for the SARS coronavirus. Nature. 2003; 426(6965): 450–54. doi: 10.1038/nature02145.
  6. Wrapp D., Wang N., Corbett K.S. et al. Cryo-EM structure of the 2019-nCoV spike in the prefusion conformation. Science. 2020; 367(6483): 1260–63. doi: 10.1126/science.abb2507.
  7. South A.M., Diz D.I., Chappell M.C. COVID-19, ACE2, and the cardiovascular consequences. Am J Physiol Heart Circ Physiol. 2020; 318(5): H1084–H1090. doi: 10.1152/ajpheart.00217.2020.
  8. Деев Р.В. Клеточная трансплантация в программе лечения COVID-19: пересадка стволовых стромальных (мезенхимальных) клеток. Гены и Клетки. 2020; 2: 9–17.
  9. Sims A.C., Baric R.S., Yount B. et al. Severe acute respiratory syndrome coronavirus infection of human ciliated airway epithelia: role of ciliated cells in viral spread in the conducting airways of the lungs. J Virol. 2005; 79: 15511–24. doi:10.1128/JVI.79.24.15511-15524.2005.
  10. Mason R.J. Pathogenesis of COVID-19 from a cell biology perspective. Eur Respir J. 2020; 55(4): 2000607. doi: 10.1183/13993003.00607-2020.
  11. Li G., Fan Y., Lai Y. et al. Coronavirus infections and immune responses. J Med Virol. 2020; 92(4): 424–32. doi: 10.1002/jmv.25685.
  12. Hancock A.S., Stairiker C.J., Boesteanu A.C. et al. influenza A virus infection reveals in vivo Wnt pathway downregulation. J Virol. 2018; 92: e01325–18. doi: 10.1128/JVI.01325-18.
  13. 13. Xie J., Covassin N., Fan Z. et al. Association between hypoxemia and mortality in patients with COVID-19. Mayo Clin Proc. 2020; S0025–6196(20)30367-0. doi: 10.1016/j.mayocp.2020.04.006.
  14. 14. Halliwell B., Gutteridge J.M.C. Free radicals in biology and medicine (5 ed.) Clarendon Press. Oxford Published in 2015 by Oxford University Press; 2015.
  15. van den Brand J.M.A., Haagmans B.L., van Riel D. et al. The pathology and pathogenesis of experimental severe acute respiratory syndrome and influenza in animal models. J Comp Pathol. 2014; 151(1): 83–112. doi: 10.1016/j.jcpa.2014.01.004.
  16. Khomich O.A., Kochetkov S.N., Bartosch B., Ivanov A.V. Redox biology of respiratory viral infections. Viruses. 2018; 10(8): 392. doi: 10.3390/v10080392.
  17. Bedard K., Krause K.H. The NOX family of ROS-generating NADPH oxidases: physiology and pathophysiology. Physiol Rev. 2007; 87(1): 245–313. doi: 10.1152/physrev.00044.2005.
  18. To E.E., Broughton B.R., Hendricks K.S. et al. Influenza A virus and TLR7 activation potentiate NOX2 oxidase-dependent ROS production in macrophages. Free Radic Res. 2014; 48(8): 940–47. doi: 10.3109/10715762.2014.927579.
  19. Fink K., Duval A., Martel A. et al. Dual role of NOX2 in respiratory syncytial virus- and sendai virus-induced activation of NF-κB in airway epithelial cells. J Immunol. 2008, 180, 6911–22. doi: 10.4049/jimmunol.180.10.6911.
  20. Kaul P., Biagioli M.C., Singh I., Turner R.B. Rhinovirus-induced oxidative stress and interleukin-8 laboration involves p47-phox but is independent of attachment to intercellular adhesion molecule-1 and viral replication. J Infect Dis. 2000; 181(6): 1885–90. doi: 10.1086/315504.
  21. Snelgrove R.J., Edwards L., Rae A.J., Hussell T. An absence of reactive oxygen species improves the resolution of lung influenza infection. Eur J Immunol. 2006; 36: 1364–73. doi: 10.1002/eji.200635977.
  22. Amatore D., Sgarbanti R., Aquilano K. et al. Influenza virus replication in lung epithelial cells depends on redox-sensitive pathways activated by NOX4-derived ROS. Cell. Microbiol. 2015; 17(1): 131–45. doi: 10.1111/cmi.12343.
  23. Strengert M., Jennings R., Davanture S. et al. Mucosal reactive oxygen species are required for antiviral response: role of Duox in influenza a virus infection. Antioxid Redox Signal. 2014; 20(17): 2695–709. doi: 10.1089/ars.2013.5353.
  24. Oda T., Akaike T., Hamamoto T. et al. Oxygen radicals in influenza-induced pathogenesis and treatment with pyran polymer-conjugated SOD. Science 1989; 244: 974–76. doi: 10.1126/science.2543070.
  25. Cantu-Medellin N., Kelley E.E. Xanthine oxidoreductase-catalyzed reactive species generation: A process in critical need of reevaluation. Redox Biol. 2013; 1: 353–58. doi: 10.1016/j.redox.2013.05.002.
  26. Papi A., Contoli M., Gasparini P. et al. Role of xanthine oxidase activation and reduced glutathione depletion in rhinovirus induction of inflammation in respiratory epithelial cells. J Biol Chem. 2008; 283: 28595–606. doi: 10.1074/jbc.M805766200.
  27. Kim S., Kim M.J., Park D.Y. et al. Mitochondrial reactive oxygen species modulate innate immune response to influenza A virus in human nasal epithelium. Antivir. Res. 2015; 119: 78–83. doi: 10.1016/j.antiviral.2015.04.011.
  28. Berg R.M.G., Moller K., Bailey D.M. Neuro-oxidative-nitrosative stress in sepsis. J Cereb Blood Flow Metab. 2011; 31(7): 1532–44. doi: 10.1038/jcbfm.2011.48.
  29. Akaike T., Okamoto S., Sawa T. et al. 8-nitroguanosine formation in viral pneumonia and its implication for pathogenesis. Proc Natl Acad Sci USA. 2003; 100: 685–90. doi: 10.1073/pnas.0235623100.
  30. Lin C.W., Lin K.H., Hsieh T.H. et al. Severe acute respiratory syndrome coronavirus 3C-like protease-induced apoptosis. FEMS Immunol Med Microbiol. 2006; 46: 375–80. doi: 10.1111/j.1574-695X.2006.00045.x.
  31. Padhan K., Minakshi R., Towheed M.A.B. et al. Severe acute respiratory syndrome coronavirus 3a protein activates the mitochondrial death pathway through p38 MAP kinase activation J Gen Virol. 2008; 89(Pt 8): 1960–69. doi: 10.1099/vir.0.83665-0.
  32. Воронина Т.А. Антиоксиданты/антигипоксанты – недостающий пазл эффективной патогенетической терапии пациентов с COVID-19. Инфекционные болезни. 2020; 2: 97–102.
  33. Rajagopalan S., Kurz S., Munzel T. et al. Angiotensin II-mediated hypertension in the rat increases vascular superoxide production via membrane NADH/NADPH oxidase activation. Contribution to alterations of vasomotor tone. J Clin Invest. 1996; 97: 1916–23. doi: 10.1172/JCI118623.
  34. Zhang G.X., Lu X.M., Kimura S., Nishiyama A. Role of mitochondria in angiotensin II-induced reactive oxygen species and mitogen-activated protein kinase activation. Cardiovasc Res. 2007; 76: 204–12. doi: 10.1016/j.cardiores.2007.07.014.
  35. Chary M.A., Barbuto A.F., Izadmehr S. et al. COVID-19: therapeutics and their toxicities. Journal of Medical Toxicology. J Med Toxicol. 2020; 1–11. doi: 10.1007/s13181-020-00777-5.
  36. Cheng R.Z. Can early and high intravenous dose of vitamin C prevent and treat coronavirus disease 2019 (COVID-19)? Med Drug Discov. 2020; 5: 100028. doi: 10.1016/j.medidd.2020.100028.
  37. Horowitz R.I., Freeman P.R., Bruzzese J. Efficacy of glutathione therapy in relieving dyspnea associated with COVID-19 pneumonia: A report of 2 cases. Respir Med Case Rep. 2020; 30: 101063. doi: 10.1016/j.rmcr.2020.101063.
  38. Воронина Т.А. Мексидол: спектр фармакологических эффектов. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2012; 112(12): 86–90.
  39. Щулькин А.В. Современные представления об антигипоксическом и антиоксидантном эффектах Мексидола. Журнал неврологии и психиатрии им. C.C. Корсакова. 2018; 12–2: 87–93.
  40. Щулькин А.В. Влияние Мексидола на развитие феномена эксайтотоксичности нейронов in vitro. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2012; 2: 35–39.
  41. Федин А.И. Неврологическая клиническая патология, ассоциированная с COVID-19. Доступ: http://neuronews.ru/index.php/rubriki/glavnaya-tema/item/3701-nevrologicheskaya-klinicheskaya-patologiya-assotsiirovannaya-s-covid-19 (дата обращения – 01.08.2020).

Об авторах / Для корреспонденции

Алексей Владимирович Щулькин, к.м.н., доцент, доцент кафедры фармакологии с курсом фармации ФДПО ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова» Минздрава России. Адрес: 390000, г. Рязань, ул. Высоковольтная, д. 9. Тел.: 8 (920) 952-00-24. E-mail: alekseyshulkin@rambler.ru
Анастасия Александровна Филимонова, к.м.н., доцент кафедры сестринского дела ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова» Минздрава России. Адрес: 390000,
г. Рязань, ул. Высоковольтная, д. 9. Тел.: 8 (920) 952-00-24. E-mail: anastasiyamolyanova2011@yandex.ru