В прошлом году исполнилось 240 лет со дня рождения Матвея Яковлевича Мудрова (1776–1831). Он по праву считается одним из основоположников клинической медицины в России наряду с Николаем Ивановичем Пироговым и Сергеем Петровичем Боткиным, что не умаляет при этом роли других выдающихся отечественных медиков – их предшественников и современников. Однако с годами личность М.Я. Мудрова осталась в тени более поздних деятелей российской медицины.

В книге о М.Я. Мудрове, изданной в 1994 г., академик РАН Е.И. Чазов писал: «Почему история так незаслуженно распорядилась этим необыкновенным врачом и профессором, создателем медицинского института при Московском университете? Ведь Мудров, а не Боткин создал первую школу русских терапевтов, рассматривающих болезнь как страдание всего организма. Ведь не Пирогов, а Мудров первым заявил о медицине профилактической, и именно он предложил доктрину военной гигиены. А его работы по дизентерии, холере, в борьбе с которой он погиб, – разве это не подвиг врача, о котором, к сожалению, забыли? <…> если мы хотим сохранить все, чем богата Россия, наша русская медицина, не должно быть „Иваном, не помнящим родства”» [1].

Среди заслуг М.Я. Мудрова следует упомянуть следующие [2, 3]:

• впервые в России разработал подробную схему клинического исследования больных;
• один из первых организаторов клинической направленности обучения медицине – «у постели больного», ввел практические занятия для студентов медицинского факультета;
• создал первую терапевтическую клинику Московского университета;
• создал первую школу российских терапевтов, рассматривавших болезнь как страдание всего организма; подчеркивал, что основная задача врача – распознавание и определение причин заболевания, проведение комплексных лечебных мероприятий;
• одним из первых в Европе предложил преподавать патологическую анатомию как самостоятельную науку, являющуюся естественно-научным фундаментом клинической медицины, и на этом основании поставил вопрос о необходимости «учреждения новой кафедры для анатомии патологической и для физиологии сравнительной» (1825);
• первый из отечественных клиницистов за­явил о профилактической медицине;
• один из основоположников российской военно-полевой хирургии и военно-полевой терапии;
• автор первого отечественного руководства по военно-полевой хирургии «Принципы военной патологии, касающиеся излечения огнестрельных ранений и ампутации конечностей на поле сражения, или О последствиях лечения, развертываемого у постелей раненых» (1808);
• первый в России стал читать курс военной гигиены (1808), составил по этому предмету самостоятельное руководство с учетом особенностей организации военного быта в русской армии эпохи Александра I, что было чрезвычайно актуально для российской военной медицины накануне Отечественной войны 1812 г.;
• переводчик на русский язык трудов Гиппократа и сторонник его этических принципов врачебной деятельности; заботился о нравственном воспитании будущих врачей, став фактически родоначальником врачебной этики в России.

Идеи М.Я. Мудрова лежали в основе «Факультетского обещания русских врачей» (1845), которое до 1917 г. принимали выпускники отечественных медицинских учебных заведений [4].

Годы врачебной деятельности М.Я. Мудрова пришлись на эпохальные события русской истории и культуры, нашедшие отражение в его жизни: Александровская эпоха (1801–1825), эпоха Отечественной войны 1812 г., эпоха декабристов и тайных обществ (1810–1820-е гг.), Николаевская эпоха (1825–1855), Пушкинская эпоха (20-е гг. XIX в.), золотой век русской литературы (первая треть XIX в.). Среди ближайших знакомых и пациентов М.Я. Мудрова были известные деятели отечественной культуры: историк Н.М. Карамзин, философ П.Я. Чаадаев, поэты К.Н. Батюшков, И.И. Дмитриев, В.А. Жуковский, А.Ф. Мерзляков [2, 5].

М.Я. Мудров был лечащим врачом родственников А.С. Пушкина – его дяди и матери [6]. Интересна история портрета младенца А.С. Пушкина, который был подарен матерью поэта дочери М.Я. Мудрова в благодарность за его врачебную помощь [6, 7]. Этот портрет многие годы бережно хранился в семье потомков М.Я. Мудрова. Последней хранительницей была правнучка М.Я. Мудрова Елена Александровна Чижова, жившая в Ленинграде. В годы Великой Отечественной войны она работала военфельд­шером, на фронте погиб ее сын. Позднее она стала монахиней, приняв постриг с именем Исидора. Сознавая ценность портрета А.С. Пушкина, правнучка М.Я. Мудрова пыталась передать его в Пушкинский дом, но у сотрудников музея возникали сомнения в подлинности миниатюры. В 1950 г. она подарила портрет блистательно исполнявшему роль поэта в спектакле «Пушкин» народному артисту РСФСР В.С. Якуту, который в свою очередь в 1961 г. при открытии в Москве Государственного музея А.С. Пушкина передал портрет в его экспозицию. Тщательная экспертиза подтвердила подлинность портрета [6, 8].

О том, кем М.Я. Мудров был для своей эпохи, говорит тот факт, что Л.Н. Толстой в романе «Война и мир» именно его указал врачом, правильно поставившим диагноз Наташе Ростовой: «Как бы переносил граф болезнь любимой дочери... ежели бы он не имел возможностей рассказывать подробности о том, как Метевье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь» [9].

И не случайно, что уже современники отмечали, что «М.Я. Мудров составляет собой целую эпоху усовершенствования медицинских наук в России и особливо в Московском университете» [10]. Действительно, основная деятельность М.Я. Мудрова проходила в стенах Московского университета, где он работал в качестве экстраординарного профессора военной медицины и хирургии (1808–1809), заведующего кафедрой патологии, терапии и клиники, директор Клинического института (1809–1831), декана медицинского факультета (1813–1829, с перерывами) [3]. В то же время Санкт-Петербург – город, где началась и завершилась врачебная деятельность М.Я. Мудрова. Здесь работали его ученики и последователи.

Говоря о начальном этапе профессионального пути М.Я. Мудрова, следует вспомнить о его учебе на медицинском факультете Московского университета в 1796–1800 гг. В те годы это было еще молодое высшее учебное заведение России и Европы – университет был основан благодаря усилиям М.В. Ломоносова в 1755 г. Интересно, что, по мнению биографа Г.А. Колосова, «М.Я. Мудров принадлежал к тем замечательным русским людям ломоносовского типа, которые, благодаря своим способностям и горячему влечению к знанию, умели на своем тернистом жизненном пути преодолевать влияние препятствий и выйти на научную дорогу» [10]. М.Я. Мудров происходил из бедной семьи вологодского священника. Отец, провожая сына, благословил Матвея, подарил на дорогу старую фаянсовую чашку с отбитой ручкой, которую он хранил всю жизнь, и 25 копеек медными деньгами. При этом отец дал сыну такое наставление: «Ступай, учись, служи, сохраняй во всем порядок, <…> помни бедных и бедность, так и не позабудешь нас, отца с матерью, и утешишь как в сей, так и в будущей жизни» [11]. Чтобы поступить в университет, М.Я. Мудрову пришлось предварительно пройти старший класс университетской гимназии, после чего в 1796 г. он был зачислен студентом I курса медицинского факультета. М.Я. Мудров учился с большим усердием и за время прохождения университетского курса был дважды награжден золотой медалью [11].

Обучение медиков в Московском университете в те годы носило теоретический характер, поскольку у медицинского факультета не было своей клиники. Особенностью российской медицины в XVIII в. было то, что первые медицинские школы появились при военных госпиталях, основанных при Петре I в Москве и Санкт-Петербурге. Именно госпитальные базы обладали возможностями практической подготовки медицинских кадров [12]. Не случайно, что первая палата для практического обучения студентов-выпускников Московского университета была открыта в военном госпитале, но только в 1798 г. Сюда на несколько месяцев в последний год учебы был направлен М.Я. Мудров. Однако полученного столь непродолжительного практического опыта для врачебной деятельности, как оказалось в последующем, было недостаточно.

По окончании университета в 1801 г. в числе лучших выпускников М.Я. Мудров был направлен для усовершенствования за границу и уже выехал в Санкт-Петербург [11]. Однако после смерти императора Павла I командировки за границу были временно прекращены. Оставшись в Петербурге, М.Я. Мудров по собственной просьбе был прикомандирован к морскому госпиталю в качестве ординатора [2]. Полтора года практической врачебной деятельности в его стенах имели для начинающего врача большое значение. М.Я. Мудров вспоминал о работе в Санкт-Петербургском морском госпитале (1801–1802): «Тут все было для меня новое. Новые больные, новые болезни, новая администрация. Я начал учиться вновь у старых подлекарей, данных мне в помощники, которые надеялись заняться от меня» [13].

Характерен случай, о котором в последующем вспоминал М.Я. Мудров, когда он впервые столкнулся с клиническими случаями цинги, в те годы именовавшейся скорбутом. Он не понимал, почему местные врачи ставили такой диагноз лихорадящим пациентам. С этим вопросом М.Я. Мудров обратился к старшему доктору госпиталя Е.К. Валериану, на что получил следующий ответ: «…да, это подлинно горячка, только не воспалительная, а скорбутная, или просто скорбут в самом первом своем приступе; не советую употреблять противовоспалительные средства; лучше продолжайте противоскорбутные…». Время показало правильность слов старшего доктора госпиталя. М.Я. Мудров вспоминал: «Подобных случаев я никогда не видывал в Московской госпитали, и вот был мне первый урок, доказавший, что между изучением болезней книжным или теоретическим и распознаванием или взглядом практическим есть пространный промежуток, который успешно и благотворно восполняется долговременным, рассудительным наблюдением и долготерпеливою и осмотрительною опытностию, что постигается лишь собственными глазами непосредственно, и чего заглазно нельзя ни словами пересказать, ни пером описать» [11].

Следует сказать несколько слов о наставнике М.Я. Мудрова, о котором он писал следующее: «Г-н Главный доктор, Валериан, муж примерной доброты, невиданной прилежности и глубоких сведений…» [13]. Егор Карпович Валериан (Йохан Георг Валериан) служил старшим доктором Санкт-Петербургского морского госпиталя с 1792 г. Родом из Выборга, сын шведа, находившегося на русской службе. Е.К. Валериан был выпускником госпитальной школы при Петербургском сухопутном госпитале, проходил усовершенствование за границей, а в последующие годы имел солидный послужной врачебный список: служил доктором Оренбургского полевого госпиталя, дивизионным доктором Эстляндской дивизии, старшим доктором Кронштадтского морского госпиталя и преподавателем Кронштадтской госпитальной школы (преподавал анатомию и хирургию на немецком языке). Впервые в России Е.К. Валериан «ввел электричество в госпитальную терапию». За свои заслуги он был удостоен звания Почетного члена Медицинской коллегии [14]. О деловых качествах наставника М.Я. Мудрова говорит история времен службы Е.К. Валериана в Оренбурге. Местный «госпиталь найден был им в самом неудовлетворительном состоянии, почти в развалинах. Поправить его было невозможно, а следовало разве перестроить, о чем и сделано было представление местному губернатору <…>. Вместе с тем сделано было представление и медицинской коллегии. Переписка эта длилась три года…». И только при следующем губернаторе «был сделан обширный доклад императрице об учреждении и штате госпиталя». Добившись реорганизации оренбургского госпиталя, Е.К. Валериан проработал в нем 15 лет [14].

М.Я. Мудров, пользуясь случаем пребывания в Санкт-Петербурге в качестве вольно­слушателя, стал посещать лекции профессоров Медико-хирургической академии (в последующем Военно-медицинской академии) [2]. На тот момент это было уже довольно авторитетное учебное заведение. Ее истоки происходят от первых Санкт-Петербургских госпитальных школ, созданных в 1733 г. при Сухопутном и Адмиралтейском госпиталях, объединенных в 1786 г. в Главное врачебное училище, которое, в свою очередь, в 1798 г. было преобразовано в академию [12]. В письме попечителю Московского учебного округа М.Н. Муравьеву содержатся довольно лестные отзывы М.Я. Мудрова о профессорах Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге [13]. О хирурге И.Ф. Буше: «Не взирая на несовершенство российского языка, он читал хирургию как оратор. Я писал его лекции. В оных все было собрано, что было известно до тех пор». О патологе П.А. Загорском: «Знает анатомию как Отче наш. Он проходил ее с примерною ловкостию и быстротою в течение 8 месяцев, между тем как каждую часть демонстрировал по три раза. Как оператор он украшал свои лекции интересными замечаниями касательно до хирургических операций, и как профессор физиологии обогащал оными демонстрациями препаратов младенческого возраста и изъяснением мастерских препаратов». О судебном медике И.Х. Рингебройге: «По духу добродетели, кротости и человеколюбия, оживлявшему его лекции, в защищение невинности и в уменьшение казни преступника в случаях сомнительных, он был друг человечества и своих слушателей делал таковыми». Об акушере Г.И. Сухареве: «Прилежен до ревности, и анатомию детородных частей, их действия и болезни все преподавал вместе». В то же время не остались без внимания М.Я. Мудрова и недочеты академического преподавания, которые заключались главным образом в недостаточной отработке хирургических навыков на практике [13].

Подводя итог этому периоду деятельности М.Я. Мудрова, можно с уверенностью сказать, что стажировка в Санкт-Петербургском морском госпитале и прослушанный курс лекций в Медико-хирургической академии оказали серьезное влияние на его формирование как клинициста, преподавателя и организатора медицинского образования.

Еще одна личность, непосредственно связанная с Санкт-Петербургом, сыгравшая важную роль в деятельности М.Я. Мудрова, – это известный в Европе клиницист, реформатор медицинского образования и здравоохранения, основоположник социальной гигиены Иоганн Петер Франк (1745–1821). Их встреча состоялась в Вильно, где М.Я. Мудров после возвращения из заграничной командировки работал заведующим отделением главного госпиталя действующей армии (1807–1808) [2]. Находившийся на службе в России, И.П. Франк к тому моменту был доктором медицины (1766), профессором (1784), действительным статским советником, лейб-медиком императора Александра I. В России И.П. Франк руководил кафедрой клинической медицины Виленского университета и непродолжительное время был ректором и профессором кафедры патологии и терапии Медико-хирургической академии в Петербурге (1805–1808). По его инициативе в Медико-хирургической академии открыта первая терапевтическая клиника [15]. Биографы М.Я. Мудрова сходятся во мнении, что И.П. Франк оказал влияние на формирование М.Я. Мудрова как преподавателя клинической медицины. «Уже в начале профессорской деятельности он выработал самостоятельное направление, но все-таки в изложении курса во многом придерживался сначала руководства Туртеля, позже Петра и Иосифа Франков, а затем Бруссэ» [11]. «Использовав модель И.П. Франка, дополненную собственными педагогическими идеями, разработал и внедрил в учебный процесс эффективную методику клинического преподавания, обеспечивавшую не только наглядность обучения, но также освоение студентами навыков работы с больными и приобретение ими собственного опыта лечебно-диагностической деятельности в условиях как стационара (курации и дежурства), так и амбулаторных приемов» [3].

Кроме того, именно в годы работы в Виленском госпитале, по словам Страхова, «несмотря на обширные познания по хирургии», М.Я. Мудров «окончательно решил посвятить себя внутренней медицине» [5].

Трагическим эпизодом жизни и деятельности М.Я. Мудрова, связанным с Санкт-Петербургом, стало его участие в ликвидации эпидемии холеры. Мы можем представить себе обстановку, царившую в обществе на момент начала эпидемии в 1830 г., из биографических записей А.С. Пушкина: «…я был в Москве, и домашние обстоятельства требовали непременно моего присутствия в нижегородской деревне. Перед моим отъездом Вяземский показал мне письмо, только что им полученное: ему писали о холере, уже перелетевшей из Астраханской губернии в Саратовскую. По всему видно было, что она не минует и Нижегородской (о Москве мы еще не беспокоились). Я поехал с равнодушием <…> Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляют деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, не понимая строгой необходимости и предпочитая зло неизвестности и загадочное непривычному своему стеснению. Мятежи вспыхивают то здесь, то там. Я занялся моими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказки и не ездя по соседям. Между тем начинаю думать о возвращении и беспокоиться о карантине. Вдруг 2 октября получаю известие, что холера в Москве…» [16]. Образы, навеянные эпидемией холеры, легли в основу написанной А.С. Пушкиным в ту знаменитую «болдинскую осень» поэмы «Пир во время чумы» [17].

М.Я. Мудров был назначен председателем центральной комиссии по борьбе с холерой и принимал непосредственное участие в ликвидации вспышки в Саратове [11]. Большое значение имели подготовленные М.Я. Мудровым «Краткое наставление, как предохранить себя от холеры, излечивать ее, останавливать распространение оной» и совместно с П.Н. Страховым «Наставление простому народу, как предохранять себя от холеры и лечить занемогших сею болезнью в местах, где нет ни лекарей, ни аптек». Последнее вскоре было внесено в 13-й том Свода законов [2].

Весной 1831 г. холера появилась в Петербурге. Первые случаи заболевания вызвали всеобщую панику. Вот как описывал события тех дней А.С. Пушкин: «…Времена стоят печальные. В Петербурге свирепствует эпидемия. Народ несколько раз начинал бунтовать. Ходили нелепые слухи. Утверждали, что лекаря отравляют население. Двое из них были убиты рассвирипевшей чернью. Государь явился среди бунтовщиков. Мне пишут: „Государь говорил с народом. Чернь слушала на коленях – тишина – один царский голос как звон святой раздавался на площади“. Нельзя отказать ему ни в мужестве, ни в умении говорить; на этот раз возмущение было подавлено; но через некоторое время беспорядки возобновились…» [18]. Эпизод, описанный А.С. Пушкиным, вошел в историю под названием «Холерного бунта на Сенной площади», а момент его усмирения запечатлен на барельефе памятника императору Николаю I в Санкт-Петербурге.

В июне 1831 г. М.Я. Мудров как специалист, имеющий опыт борьбы с эпидемиями, и автор руководства по лечению холеры был срочно вызван в Петербург. Ему была поручена организация холерных больниц в районе Петербурга, называвшемся Пески, и у Калашниковской пристани. К выполнению ответственной задачи М.Я. Мудров приложил немало сил. Трудность работы усугублялась тем, что население города, не веря врачам, начало устраивать нападения на больницы с целью освобождения своих родственников и знакомых [17]. 1 июля 1831 г. М.Я. Мудров присутствовал при открытии холерной больницы для судорабочих на Калашниковской пристани. Открывая больницу, он выступил перед толпой возбужденных судостроительных рабочих с речью, в которой призывал их относиться с доверием к врачам и другому медицинскому персоналу. Как замечательному оратору, ему удалось успокоить толпу [11].

Спустя 7 дней, 8 июля 1831 г., М.Я. Мудров заразился холерой и умер. Он был похоронен на кладбище для холерных больных на Выборгской стороне. На его надгробии были высечены слова: «Под сим камнем погребено тело раба Божия Матвея Яковлевича Мудрова, старшего члена Медицинского Совета центральной холерной комиссии, доктора, профессора и директора Клинического института Московского университета, действительного статского советника и разных орденов кавалера, окончившего земное поприще свое после долговременного служения человечеству на христианском подвиге подавания помощи зараженным холерой в Петербурге и падшего от оной жертвой своего усердия. Полезного жития ему было 55 лет. Родился 25 марта 1776 года, умер 8 июля 1831 года» [5]. К сожалению, могила М.Я. Мудрова, как и все холерное кладбище, не сохранилась.

Однако память о М.Я. Мудрове сохранялась его учениками и последователями. В некрологе, посвященном М.Я. Мудрову, указывалось: «Смело можем сказать, что ученики Мудрова составляют особое поколение врачей в России, врачей и образованных, и просвещенных» [11].

Среди его непосредственных учеников достойны упоминания Александр Иванович Овер (1804–1864) – врач, заслуженный профессор терапевтической клиники и директор терапевтического отделения факультетской клиники Московского университета, инспектор Московских больниц гражданского ведомства; Григорий Иванович Сокольский (1807–1886) – профессор кафед­ры частной патологии и терапии Московского университета; Степан Алексеевич Ивановский – профессор энциклопедии и истории медицины и академической терапевтической клиники Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.

Великий русский хирург Н.И. Пирогов, важные этапы деятельности которого также связаны с Санкт-Петербургом, был выпускником Московского университета и учеником М.Я. Мудрова. В своих воспоминаниях Н.И. Пирогов писал: «Московский университет того времени мог похвалиться именами таких ученых, как Юст-Христиан Лодер (анатом), Фишер (зоолог), Гофман (ботаник); таких практиков врачей, как М.Я. Мудров, Е.О. Мухин, Федор Андреевич Гильдебрандт (хирург); таких знатоков русского слова и русской старины, как Мерзляков и Каченовский». «Он (Мудров) много мне принес пользы тем, что беспрестанно толковал о необходимости учиться патологической анатомии, о вскрытии трупов, об общей анатомии Бинэ и тем поселил во мне желание познакомиться с этою terra incognita» [19].

Уже после смерти М.Я. Мудрова выпускниками медицинского факультета Московского университета 1855 и 1852 г. были С.П. Боткин и Г.А. Захарьин – основатели соответственно петербургской и московской терапевтических школ. Они проходили учебу в стенах основанной М.Я. Мудровым терапевтической клиники у его непосредственных учеников, поэтому представляется, что было бы справедливым назвать их преемниками М.Я. Мудрова в российской клинической медицине.

Хочется вспомнить слова, сказанные современниками М.Я. Мудрова: «Пока мы будем любопытны о медицине, об успехах ее, дотоле будем признательны к заслугам Мудрова» [11]. Наилучшим напоминанием о яркой и многогранной деятельности М.Я. Мудрове служат его высказывания [20], известные до настоящего времени:

• «врач посредственный более вреден, нежели полезен»;
• «человек должен быть достоин служению врача»;
• «легче предохранять от болезней, нежели их лечить»;
• «есть и душевные лекарства, которые врачуют тело»;
• «надобно много знать лекарств, но мало употреблять оных. Простота есть печать истины»;
• «в лечении больных не поставляй любостяжание и награды целью, но усовершенствование науки, ее распространение»;
• «бедным покой, добрая пища и средства крепительные, богатым – труд, воздержание, средства очищающие»;
• «не должно лечить болезнь по одному только ее имени, <…> должно лечить самого больного».